XXI век: Новая фармацевтическая реальность (ч. 2)

Гандель Виктор Генрихович
Член–корр. Международной академии интеграции науки и бизнеса (МАИНБ), к.фарм.н.

Стыдно за тех представителей "фармацевтики", кто считает пациента уж совсем необразованным потребителем, и это в XXI веке! И регулятор, и антимонопольная служба, возможно, полагают, что "частокол" приватных брендов способствует конкуренции и не позволяет искусственно завышать цены на это "разнообразие", но это, поверьте, не так.

Регистрировать препараты с одинаковым МНН следует исключительно при наличии надлежащего фармацевтического комплаенса, включая исчерпывающую доказательную базу, для предотвращения дискредитации, прежде всего, лечащего врача, несущего ответственность за результаты фармакотерапии.

Целесообразно также определить референтную цену на препараты с аналогичными активными ингредиентами с учетом их дозировок и предложить производителям и дистрибуторам допускать отклонения от нее не более чем на ± N%, в интересах, прежде всего, потребителя, одновременно минимизировав (оптимизировав) количество торговых наименований. Референтная цена — проверенное средство разумных ограничений на рынке лекарств, экономящее средства, как потребителя, так и государства, особенно в случае возмещения расходов на фармацевтическую помощь.

Маркетинговые исследования показывают, что увеличение или сокращение референтной цены на 1% приводит к соответствующему изменению стоимости препаратов группы в среднем на 0,29%[1].

Рассуждения о том, что фармпроизводителям разрешено устанавливать цену на препараты, не входящие в перечень ЖНВЛП, а также «штамповать» неограниченное число «деривативов» по собственному усмотрению, не выдерживают критики. И интересы потребителя, и интересы производителя вполне можно соблюсти: регуляторам надо лишь более профессионально работать на фармацевтическом рынке, помня о своей главной миссии в нашей стране — социальной ориентированности и социальной ответственности, так называемой Good Social Management (GCM), Good Social Responsibility (GSR) или Good Social Practice (GSP), кому как больше нравится.

Расплодившись, "фармацевтические деривативы" создали иллюзию фармацевтического изобилия на лекарственном рынке, позволили имитаторам фармацевтической деятельности путем элементарных технологических манипуляций произвести сотни наименований препаратов, мало чем отличающихся друг от друга, с одной лишь целью: заманить потребителя с помощью агрессивной и часто недостоверной рекламы и освободить его от многих миллионов долларов (рублей, евро и т.д. по списку), "заставив" покупать одну и ту же "молекулу", но под разными, нередко причудливыми названиями.

"Фармдеривативы" опасны не только для потребителей, но и для самой Финфармы: генерируя дополнительную маржу, они как бы "замыливают" глаза финансовому менеджменту, подрывая инвестиционную мотивацию материнских компаний.

Финансовые деривативы, как известно, возникают там и тогда, где и когда желание заработать "по–быстрому", без особой загрузки мозговой деятельности, точнее, ее креативной составляющей, превалирует над необходимостью напряженного созидательного труда. Применительно к "фармдеривативам" аналогия очевидна.

Еще в 2002 г. легендарный инвестор Уоррен Баффет утверждал, что деривативы — это злой джинн, выпущенный из бутылки. Центробанки не имеют возможности ни контролировать их, ни мониторить (отслеживать). По мнению Баффета, данные финансовые инструменты представляют собой "оружие массового поражения", находящееся пока в латентной форме, но потенциально смертельное. Это настоящие "черные лебеди": создавая их, никто не предполагал, что они приведут к катастрофическим банкротствам, угрожающим мировой экономике кризисам, рецессии, стагнации и пр.

Как явствует из изложенного, "финансовый менеджмент" Большой финфармы успешно перенес этих опасных по своим последствиям "черных лебедей" в фармацевтическое дело. Не мог не перенести, поскольку бразды "фармацевтического" правления сегодня находятся, как правило, в руках не столько ученых (провизоров, фармакологов, клиницистов, биохимиков, химиков–органиков и пр.), сколько финансовых директоров (CFO, Chief financial officer), давно переигравших разведчиков новых молекул, где по очкам, а где и нокаутом. Сегодня поиски новых молекул не основной и не главный, а параллельный бизнес-процесс (а кое-где и подпроцесс).

Ряд блокбастеров обросли морем "деривативов" ("производных"), т.е. синонимов, количество которых в разы (иногда на порядок) превышает разумную в них потребность. И все для того, чтобы ни на минуту не прерывался поступающий в Большую финфарму денежный поток, пока она разрабатывает новый блокбастер, который потом наверняка обрастет новыми "пузырями". Так, например, уже упомянутый НПВС ибупрофен, дженерик, блокатор биосинтеза простагландинов (купирование воспалений и боли) является действующим веществом множества препаратов с иными названиями (например, Адвил, Бонифен, Бурана, Деблок, тот же МИГ, Солпафлекс, Фаспик и далее по списку десятки других наименований), которые простой потребитель (пациент) каждый раз воспринимает как новый лекарственный продукт, помогающий эффективнее предыдущего, или, используя военную терминологию, полагает, что наступление на болезнь осуществляется широким фронтом по разным стратегическим направлениям. А то, что в его состав входит один и тот же активный ингредиент, оборачивающийся на рынке уже более 55 лет, потребителю, скорее всего, ни о чем не говорит — он не специалист. Он может просто не обратить внимания на это обстоятельство, даже прочитав инструкцию по применению препарата: аббревиатура МНН для него, как правило, неведома.

Все вышеизложенное в полной мере может быть отнесено и к другим НПВС: натрия диклофенак, парацетамол, кетопрофен, напроксен и еще целый ряд лекарственных веществ.

Недалеко ушли от них и так называемые терапевтические аналоги (me–too drug) — препараты, обладающие ограниченными или весьма незначительными отличиями от существующих лекарств данной группы, но защищенные патентом, что не может не вызывать определенных вопросов к патентным ведомствам.

Отсутствие доказательной базы по многим зарегистрированным в России дженерикам ставит в непростое положение врача, обязанного с 1 июля 2013 г. выписывать назначаемые препараты строго по МНН, открывая перед нашим братом (сестрой) провизором возможность рекомендовать пациенту соответствующее торговое наименование по своему усмотрению, чего греха таить, не всегда самое доступное по рыночной стоимости.

Эта стоимость, как очередной «черный лебедь», вихрем ворвалась в отечественное фармацевтическое дело, разом перевернув наши представления о надлежащей фармакотерапии и нанеся мощный удар по персонифицированной фармации: сегодня 63% пациентов предпочитают "что подешевле"[2]. Аналогичная картина наблюдается и в продуктовом ритейле, точнее в его экономсегменте: дешевле и, следовательно, ниже качеством, что рано или поздно отразится на здоровье.

Некоторые эксперты прогнозируют катастрофические провалы в оказании медицинской и фармацевтической помощи в странах, чьи расходы на здравоохранение не превышают 5% консолидированных бюджетов, с соответствующим ухудшением здоровья и последующей пропорциональной убылью населения (пока восполняемой миграционными потоками). По этому показателю наша страна занимает, согласно данным ООН, 91–е место[3]. Во главе списка — США (17%), Нидерланды, Франция (по 13%), Швейцария, Германия, Бельгия, Австрия, Канада (по 11%), Япония, Новая Зеландия, Швеция, Португалия, Бразилия, Норвегия (по 10%), Грузия, Финляндия, Словения, Великобритания, Италия, Исландия, Ирландия, Испания, Куба, Мальта (по 9%) и т.д. В соответствии с указанным рейтингом, Россия, как, кстати, и Израиль, и Южная Корея, расходует на здравоохранение 7% бюджета. Одни российские источники, однако, уменьшают эту цифру вдвое[4]^,[5], другие наоборот — увеличивают до 10%[6]: решайте сами, кто вызывает больше доверия.

Таким образом, речь идет о необходимости предпринять нетрадиционные усилия для установления разумного баланса между возможностями государств и их потребностями в обеспечение того уровня жизни (включая здравоохранение), которого они достигли за более чем полвека мирного сосуществования, находящегося сегодня под серьезной угрозой.

Устремим наш профессиональный взор на фармацию сегодняшнего дня сквозь призму новой реальности и попробуем сформировать ее современную, как теперь принято говорить, "дорожную карту". Представляется, что концептуально она может выглядеть следующим образом:

1. Становление Большой финфармы. Тот, кто еще не стал "фин", по умолчанию ментально к этому стремится. Сегодня мощь "финфармы" олицетворяют не столько блокбастеры, сколько финансы.
2. Снова о валеологии (ЗОЖ[7]). Современная медицина все больше внимания уделяет не только борьбе с болезнями, но и поддержанию здоровья. Особое место здесь принадлежит организационной психологии: исследования выявили, что самое эффективное средство борьбы с хамством в государстве, обществе, коллективе и семье – не попытки исправить плохие паттерны, а улучшение морального климата в целом. Значит, потребление лекарств может существенно сократиться.
3. Невежды в "фармацевтике". Дайте, наконец, определение этому нерусскому "термину". "Мы говорим партия, подразумеваем — Ленин"[8], они говорят "фармацевтика" — подразумевают "бабло"[9]; именно алчные невежды способствовали переформатированию фармы в финфарму, что отнюдь небезопасно для системы.
4. Новая фармацевтическая политика (НФП). Утопия, реальность или необходимость?
5. Потребитель (пациент) стал другим. Он понял, что здоровье — это ценный (ценнейший!) товар, который надо заботливо беречь, чтобы потом выгодно продать. Не так ли?
6. Женское лицо фармации. Прекрасная половина рода людского окончательно реализовала свой вечный природный материнский инстинкт в непреходящую заботу о здоровье человечества или почему мужчины почти ушли из фармации.
7. Новые подходы к созданию лекарств. Дизайн инновационного препарата рождается не столько в голове исследователя, сколько в "голове" робота (компьютера). Или в них обеих, и не опасно ли это?
8. Государство и фармация. Как сохранить социальную ориентированность фармацевтической помощи в рамках бюджетно-страховой медицины? И удастся ли это? И нужно ли это?
9. Персонификация проникает в массовое производство товаров и услуг. Почему в XXI в. медицина и фармация стали особенно таргетировать пациента: апофеоз индивидуума как высшая стадия диагностики и фармакотерапии. А как же коллективизм? Или коллективизм — прерогатива профилактики?
10. Чипирование (чипование) лекарственных средств. Новые технологии прослеживания как дополнительные опции (соблюдения) прав потребителя и общественного контроля качества фармацевтической продукции.
11. Телефармация и ФармакоNet. Сходство и различия.
12. Гомеопатия. Новый взгляд на магический (нематериальный) раздел сверхновой фармации сверхмалых доз.
13. Еще много чего интересного.

Нам всем вместе предстоит посетить пункты этой дорожной карты в хронологической последовательности, оценить их, проанализировать возможное воздействие на нашу повседневную жизнь и, как истинным провизорам, предположить (спрогнозировать), как сможет развиваться общественное здравоохранение, включая лекарствоведение, и как будет выстраиваться отношение общества к нему завтра.

Нарождающаяся эпоха новой фармацевтической реальности открывает перед нами ранее неизвестную (недоступную) возможность приступить к реинжинирингу российских фармацевтических смыслов в направлении инновационной глобализации фармацевтической помощи путем создания (открытия) истинных стартапов — новых центров притяжения и лояльности, основанных на качественно ином отношении к потребителю, где главной задачей станет не только и не столько реализация фармацевтических услуг, сколько развитие и углубление компетенций индивидуума (гражданина) разумно и целесообразно действовать в интересах (направлении) сохранения и укрепления собственного здоровья, а также здоровья и благополучия семьи, общества, государства.