Фармацевтические смыслы. Эпизод III: Новая Россия (ч. 1)

"Сегодня ни одно из направлений научно-технического прогресса
не может быстро развиваться без международного сотрудничества,
обмена научной и производственной информацией, выработки оптимальных концепций
и, наконец, проведения совместных работ".
(В.А. Трапезников, лауреат Сталинской и Ленинской премий, Герой Социалистического Труда,
первый заместитель председателя Государственного комитета СССР по науке и технике,
академик АН СССР, цитата 1981 г.
http://pharmacologylib.ru/books/item/f00/s00/z0000022/st007.shtml )

Гандель Виктор Генрихович
Член-корр. Международной академии интеграции науки и бизнеса (МАИНБ), к.фарм.н.

Конец XX в. для нашей страны ознаменовался тем, что никто не ожидал, — распадом СССР. Владимир Путин назвал эту драму "крупнейшей геополитической катастрофой века". В России (Российской Федерации), как стали именовать новое государственное образование, произошли глобальные, революционные изменения в общественной, политической, экономической, научной, культурной, религиозной и бытовой жизни.

В истории отечественной фармации наступил новый этап развития: административно-командная система управления, функционировавшая в течение десятилетий, была сломлена (рухнула). Переход к новым или точнее возврат к утраченным российским фармацевтическим смыслам произошел неожиданно, стремительно, без предварительной подготовки и без ясного понимания, как надлежит действовать.

При сохранении принципа государственного здравоохранения в дополнение к нему возникли принципиально иные формы оказания медицинской, фармацевтической и социальной помощи населению, основанные на постулатах рыночной экономики.

Возобновление рыночных отношений, прерванных в результате революционного переворота 1917 г., началось в 90–е гг.: фармацевтические производственные предприятия, складское хозяйство и аптечная сеть, функционировавшие в советское время как единый механизм, стали самостоятельными хозяйствующими субъектами рынка ("упали в рынок").

Одновременно с получением фармацевтическими учреждениями статуса юридического лица решался вопрос о характере их собственности: крупные государственные предприятия были приватизированы путем создания акционерных обществ, другие субъекты возрождающегося фармацевтического рынка представляли собой частные предприятия различных организационно–правовых форм.

Контрольные пакеты акций оказались сосредоточенными в российских финансовых корпорациях, в руках иностранных компаний или у частных лиц, что позволило им самостоятельно определять тактику и стратегию работы, размер и направление инвестиций, объемы производства и ассортимент выпускаемой продукции, цены на большинство лекарственных средств, уровень заработной платы, собственных поставщиков и покупателей (таргетирование тех и других), штаты и пр.

В советское время эти важные параметры устанавливались централизованно государственными органами и закреплялись в нормативных документах: самостоятельность предприятий проявлялась лишь в принципе ограниченного хозрасчета, который предусматривал самоокупаемость в «текущем моменте». Все это исчезло буквально "в один день".

В новую российскую "фармацевтику" метнулись "специалисты", мало что понимавшие в лекарствах и фармацевтической помощи, озабоченные лишь одним желанием — заработать "по–быстрому". Им вскружил голову тезис конца 80–х — начала 90–х гг. о том, что маржа при реализации лекарств соизмерима с таковой при продаже оружия, торговле наркотиками или "живым товаром". Автор этой сентенции неизвестен, но подозреваю, что он родом из Большой финфармы и поделился этим радостным наблюдением с кем-то из среднетрезвых европейских папарацци на очередном фуршете по поводу этой самой маржи. Упомянутый тезис гулял по страницам многих американских и европейских изданий не один год, попадается он и в нашей прессе[1]^,[2].

Новоиспеченные отечественные "фармацевты", протиснувшись в "фармацевтику", стали не только генерировать маржу, но и оформлять себе кандидатские и докторские диссертации, кому–то это даже удалось. Не удивлюсь, если окажется, что это именно они ввели в оборот новояза этот бездарный термин, которому до сих пор никто не удосужился дать внятное, "научное" определение.

Собственность стала переходить из рук в руки, что не могло не сказаться на стиле работы, а также качестве выпускаемой продукции и услуг.

Варяги в "фармацевтике" быстро "обросли" непривычно крупными "фармацевтическими" капиталами, которым надо было найти "достойное" применение. Многих распирало чувство вселенской значимости от того, что они "заняты богоугодным делом: спасают народ от вымирания" (или, если хотите, "сохраняют генофонд нации!"). Один из "спасателей" даже избирался депутатом Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации. Как грибы, стали появляться причудливые особняки, некоторые — с золотыми унитазами (извращенное понимание идеи богатства по В.И. Ленину)[3].

В то же время в аптеках невозможно было найти большинство лекарств, которые сегодня есть практически в любом аптечном киоске. О существовании одноразовых средств женской гигиены и "памперсов" вообще не знал никто: население даже не догадывалось, что такое вообще возможно.

К концу 90-х почти полумиллионная армия фармацевтических работников страны оказалась в цепких лапах новоиспеченных частников: в аптеках, на складах, на фармацевтических предприятиях и производствах. В аптечных учреждениях и на некоторых складах это были, как правило, коллеги, совместившие собственность с руководством организации. На предприятиях оказалось сложнее: относительно небольшие команды профессионалов разбавлялись "ресурсами" со стороны, не имевшими, как правило, профильного образования, а в отдельных случаях — специального образования вообще.

В фармацевтическое дело влились потерявшие рабочие места врачи, учителя, медсестры, работники культуры (библиотек, клубов), демобилизованные, бывшие оперуполномоченные, отдельные служители культа (утратившие интерес к религии), гастарбайтеры и, не поверите, УДО (условно–досрочно освобожденные, но не фармацевты!), пока закон, точнее отсутствие такового, это разрешал.

В результате качество фармацевтического обслуживания резко ухудшилось, порой до неприемлемо низкого ("мусорного") уровня, а бурная активность непрофессионалов привела к повсеместной имитации фармацевтического дела, не преодоленной полностью и сегодня. Системно несложный стандарт GMP, к примеру, внедрялся годами с аргументацией о его "сложности" и "заоблачной" стоимости, что, конечно же, не соответствовало действительности: разруха, как обычно, "была в головах".

В наиболее тяжелом положении оказалась наука — матушка фармацевтических смыслов. Были свернуты перспективные фундаментальные и прикладные исследования, закрылись десятки отраслевых НИИ, тысячи ученых вынуждены были заняться непривычным бизнесом (чаще "челночным"), выехать за рубеж, потерять социальный статус. Многие остались без работы или оказались на грани выживания в нищете и забвении. Созданный в предыдущие годы научный потенциал был в значительной степени подорван или утрачен. Отдельным научным коллективам, благодаря грамотному управлению и выдержке, все же удалось выжить и худо–бедно включиться в рынок. Некоторые акционированные предприятия, чаще всего с целью подзаработать, уперлись в доведение производства до приемлемого для продажи уровня.

Количество лекарственных препаратов собственного производства на рынке сократилось до весьма низкого уровня с учетом того, что многие из них и без того морально устарели в условиях отсутствия доказательной базы. Технологии и оборудование выглядели удручающе, сотрудники — не лучше.

С приходом новых рыночных отношений обнаружились ранее не известные негативные моменты: галопирующий рост цен на лекарства; появление большого количества контрафактных и фальсифицированных препаратов; недостаточное выделение средств в федеральном и региональных бюджетах и фондах обязательного медицинского страхования на закупку лекарственных препаратов и медицинских изделий; снижение ответственности со стороны органов государственной власти за выполнение продекларированных гоcгарантий; избыточное количество оптовых и розничных организаций; снижение моральных принципов в сфере функционирования фармацевтического рынка – девальвация фармацевтических смыслов, как ни горько это осознавать.

Все это хорошо известно, не раз обсуждалось и не требует дополнительных разъяснений. Главное другое: российские фармацевтические смыслы оказались перед выбором, который может существенным образом повлиять на их дальнейшую судьбу или даже само существование, что непосредственным образом скажется на здоровье нашего народа.